Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2024 Фотострана

Реклама
Здесь выдают
ставки
Получить
Поделитесь записью с друзьями
Всё будет хорошо!
Всё будет хорошо!
ВРАЖИНА
— Это что такое? Куда собрался? — грозный голос отца заставляет вжать голову в плечи и замереть на пороге, вцепившись вспотевшей ладошкой в дверную ручку.
— На улицу, — твой голос робкий, дрожащий.
— А шапка где?
— Так тепло на улице, — пытаешься показать характер. Пытаешься сказать, что уже взрослый и тебе плевать на какие-то там шапки, в которых в такую погоду только малышня бегает.
— Шапку надень, — теперь голос отца спокойный. Он знает, что я его услышу. Знает, что я, глотая слезы, возьму шапку, натяну её с яростью на голову и выбегу из квартиры.
— Шапка, шапка, шапка! — яростно бубня, я спускаюсь по лестнице. Выбегаю из подъезда, задираю голову и смотрю на наши окна. Отца не видно. Торжествующая ухмылка и шапка прячется в отвисшем кармане куртки. Воздух, хоть и холодный, бодрит. Бежать, играть с друзьями. К черту шапку.

А на следующее утро температура. Снова болят уши. Снова мама, достав из аптечки пипетку, открывает пузырек с какой-то вонючей жидкостью. Снова болит голова, а горло саднит, словно съел тарелку раскаленного песка. Мама бежит на кухню, потом обратно. Таблетки, пипетки, сиропы, градусники. И от её внимания слезы сами выступают на глазах. Жалко себя, а вот отцу меня не жалко. Он стоит, опершись плечом на дверной косяк и внимательно на меня смотрит. Глаза сурово прищурены, губы сжаты, но дыхание ровное. Конечно, ему на меня плевать. Он меня не любит.
— У, вражина! — шепчу сквозь сон, сжимая кулачки. Уши болят, но уже не так сильно.

*****
Шлеп! Резкий удар ладонью по губам и к ним моментально приливает вся кровь, что есть в теле. Слезы обиды брызгают из глаз, а сами глаза метают молнии в того, кто стоит рядом, и чья рука причинила боль. Отец тяжело дышит, но голос спокоен и ровен. Даже не дрожит.
— Понял, за что?
— Нет, — выкрикиваю со злобой и тут же ойкаю, когда шлепок повторяется. Шлепок несильный, но губам все равно больно.
— А теперь понял? — голос отца, в отличие от моего, тихий и спокойный. Словно для него это рядовой случай. Он опускается на одно колено и внимательно смотрит на меня. Его маленькие, черные глаза до одури меня пугают. Его глаза всегда чернеют, когда он злится. Голос у него спокоен, но я вижу это черное пламя, что пылает в его глазах. Но тут в его голосе появляются другие нотки, которых я до этого не слышал. Они появляются лишь на миг, а потом исчезают. — Она — твоя мать. Она стирает твою одежду, готовит тебе ужин, делает с тобой уроки, а ты что?
— Ругаюсь матом на неё, — обида потихоньку утихает в груди. Сердце еще ходит ходуном, злоба за удар никуда не делась.
— Сначала ругаешься, а потом что? Ударишь? — голос отца удивительно спокоен и от этого мне противнее всего.
— Нет.
— Понял за что получил по губам?
— Да.
— За что? — губы болят, словно знают, что от моего ответа зависит, будет ли еще один шлепок. Но его не будет.
— Нельзя так вести себя с родителями.
— Правильно. Теперь иди в свою комнату и подумай над тем, что ты сделал не так.

В комнате, в полной темноте, слезы снова начинают душить. Приходит злоба и непонимание. Почему сразу нельзя было это сказать? Зачем бить по губам? Это больно и неприятно.
— Вражина! — шепчу я, засыпая, а маленькие злые слезы высыхают у меня на щеках. Завтра я об этом забуду, а вот отец, я уверен, будет помнить всегда.

*****
— Ты что это делаешь? — я вздрагиваю, неловко пытаюсь спрятать зажжённый смятый бычок, вытащенный из отцовской пепельницы часом ранее, за спину, но он выпадает из ослабевших пальцев и падает на кафель, рассыпаясь на яркие искры. Голос отца все так же спокоен и суров, а губы поджаты. На миг в уголках блеснула улыбка, но тут же исчезла. — Давно?
— Что давно? — губы ноют. Ждут шлепка. Но его нет. Лишь этот тихий и спокойный голос. И пугающие до чертиков черные глаза.
— Куришь давно?
— Давно, — конечно, вру. Это вторая сигарета в моей жизни, если окурки вообще можно назвать сигаретой.
— Понятно, — отец уходит на кухню, затем возвращается в туалет и протягивает мне пачку «Примы». В его руке уже тлеет одна папироса. Он протягивает мне зажигалку и кивает. — Кури. Хочешь курить? Кури.
— И буду, — слова как-то злобно вылетают. Но отец по-прежнему спокоен. Он ждет, когда я закурю. Думает, что я испугаюсь. Я улыбаюсь, чиркаю зажигалкой и набираю полный рот дыма, который потом неловко пытаюсь выдохнуть.
— Это так ты куришь? — спрашивает он. Я киваю, на что он мотает головой. — Если хочешь курить, кури правильно. Вдыхай дым, а потом выдыхай.
— Ладно, — снова набираю полный рот дыма и делаю вдох. Омерзительная теплая волна жалит легкие, бьет в голову так, что она начинает кружиться. Желудок скачет ходуном, а потом съеденный суп выливается прямо под ноги отцу.
— Ну. Чего застыл. Кури дальше, — спокойно говорит он, дымя своей папиросой. Я затягиваюсь, липкие слюни не дают дышать, а из глаз снова бегут слезы.
— Вражина! — шепчу я так, чтобы он не услышал. Но он слышит. Глаза темнеют еще сильнее, но он просто стоит и смотрит, как меня корежит. Смотрит, пока ему это не надоедает, затем забирает окурок, бросает его в унитаз и сливает воду. Поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
— Еще хочется курить? Только честно.
— Нет, — до сих пор тошнит, а еще и пол вытирать.
— Угу, — хмыкает он и выходит из туалета, оставляя меня наедине.

*****
Я уезжаю. Видимо, надолго. Стою в коридоре, держу дорожный чемодан в руке, смотрю на маму. Перевожу взгляд на отца. Жду, что он скажет. Но он молчит и смотрит на меня. Мама целует меня в щеку, проверяет взял ли я паспорт. Отец лишь жмет руку и словно нехотя улыбается. Я тоже улыбаюсь. Потом разворачиваюсь и выхожу из квартиры. На улице задираю по привычке голову и смотрю на окна. Вижу маму. Вижу и отца.

*****
— Ты что делаешь? А по губам? — отец вздрагивает, прячет за спину окурок. Виновато улыбается, но я не улыбаюсь. Стою и смотрю на него максимально сурово.
— Ой, уж и покурить нельзя, — ворчит он, потом вздрагивает, когда сверху от соседей доносится ор. Это мой друг детства — Митька. Снова орет на свою мать отборным матом. Я ругался при родителях дважды. Когда внезапно проиграл мой любимый клуб, и когда получил от отца по губам. Отец качает головой и с трудом выходит из туалета, я иду следом за ним. Ворчу, конечно.
— Нельзя тебе курить.
— Ой, учить меня будешь?

Он садится в кресло и, нацепив на нос очки, углубляется в газету. Я иду на кухню, беру из холодильника одну из многочисленных баночек с таблетками, вытряхиваю белый кругляш, набираю воду из-под крана и возвращаюсь в зал. Протягиваю отцу. Тот кривит лицо, смотрит на меня сурово, но берет стакан и таблетки. Выпивает, морщится, а затем снова углубляется в газету.
— У, вражина, — внезапно и тихо говорит он. Но говорит так, чтобы я услышал. Я не могу сдержать улыбку. Он тоже смеется.

Враг мой… Нет. Друг. Лучший, какой только мог быть у меня.

Гектор Шульц
ВРАЖИНА.— Это что такое? Куда собрался? — грозный голос отца заставляет вжать голову в плечи и ...
Рейтинг записи:
6,0 - 75 отзывов
Нравится69
Поделитесь записью с друзьями
Показать прошлые комментарии
Марина Марина
Макаренко
Наталья Наталья
Валентина Валентина
Юлия Юлия
Александр Николаевич Александр Николаевич
Комментарий скрыт
Яоля Яоля
Курить ребёнок не умеет от рождения. Не умеет материться. Но он умеет подражать тебе, ибо природа желает ему выжить. Став подростком, у него всего два выбора:подростковый максимализм исправит твои слабости по жизни или он навсегда шестёрка мнения быть как сильный кто-то другой. Поздравляю каждого отца с правом выбирать не только пол будущего ребёнка, но и себя в нем эдак лет через дцать!!!
Наверх